Неточные совпадения
Одет был в последнем вкусе и в петлице фрака носил много ленточек.
Ездил всегда в карете и чрезвычайно берег лошадей:
садясь в экипаж, он прежде обойдет кругом его, осмотрит сбрую, даже копыта лошадей, а иногда вынет белый платок и потрет
по плечу или хребту лошадей, чтоб посмотреть, хорошо ли они вычищены.
Там сошьет себе архалук, начнет
по соседям
ездить, девицу присмотрит, женится, а когда умрут старики, то и сам на хозяйство
сядет.
Делалось это под видом сбора на «погорелые места». Погорельцы, настоящие и фальшивые, приходили и приезжали в Москву семьями. Бабы с ребятишками
ездили в санях собирать подаяние деньгами и барахлом, предъявляя удостоверения с гербовой печатью о том, что предъявители сего едут
по сбору пожертвований в пользу сгоревшей деревни или
села. Некоторые из них покупали особые сани, с обожженными концами оглоблей, уверяя, что они только сани и успели вырвать из огня.
Когда же
селят на линии проектированной дороги, то при этом имеются в виду не жители нового селения, а те чиновники и каюры, которые со временем будут
ездить по этой дороге.
Мать обыкновенно скоро утомлялась собираньем ягод и потому
садилась на дроги, выезжала на дорогу и каталась
по ней час и более, а потом заезжала за нами; сначала мать каталась одна или с отцом, но через несколько дней я стал проситься, чтоб она брала меня с собою, и потом я уже всегда
ездил прогуливаться с нею.
Отъезжавшему казалось тепло, жарко от шубы. Он
сел на дно саней, распахнулся, и ямская взъерошенная тройка потащилась из темной улицы в улицу мимо каких-то невиданных им домов. Оленину казалось, что только отъезжающие
ездят по этим улицам. Кругом было темно, безмолвно, уныло, а в душе было так полно воспоминаний, любви, сожалений и приятных давивших слез…
Словом сказать, образовалась целая теория вколачивания"штуки"в человеческое существование. На основании этой теории, если бы все эти люди не заходили в трактир, не
садились бы на конку, не гуляли бы
по Владимирской, не
ездили бы на извозчике, а оставались бы дома, лежа пупком вверх и читая"Nana", — то были бы благополучны. Но так как они позволили себе
сесть на конку, зайти в трактир, гулять
по Владимирской и т. д., то получили за сие в возмездие"штуку".
Бегушев поднялся с места,
сел в коляску и уехал домой. Слова Домны Осиповны, что она напишет ему, сильно его заинтересовали: «Для чего и что она хочет писать мне?» — задавал он себе вопрос. В настоящую минуту ему больше всего желалось устроить в душе полнейшее презрение к ней; но, к стыду своему, Бегушев чувствовал, что он не может этого сделать. За обедом он ни слова не сказал графу Хвостикову, что
ездил к Домне Осиповне, и только заметил ему
по случаю напечатанного графом некролога Олухова...
В воскресенье он был без отпуска. После обедни устраивали «слона», играли «в горки», переодевались в вывернутые наизнанку мундиры, мазали себе лица сажей из печки. Буланиным овладела какая-то пьяная, истерическая скука. Стали
ездить верхом друг на друге. Буланин
сел на плечи рослому Конисскому и долго носился на нем
по залам, пуская бумажные стрелы.
К рождеству мужики проторили в сугробах узкие дорожки. Стало возможно
ездить гусем.
По давно заведенному обычаю, все окрестные священники и дьячки, вместе с попадьями, дьяконицами и дочерями, съезжались на встречу Нового года в
село Шилово, к отцу Василию, который к тому же на другой день, 1 января, бывал именинником. Приезжали также местные учители, псаломщики и различные молодые люди духовного происхождения, ищущие невест.
Бородатые лесные мужики из Обноскова, Балымер и других
сел уезда, народ смирный и простодушный, даже днем опасались
ездить через слободу, а коли нельзя было миновать ее —
ездили по трое,
по четверо. Если же на улице слободы появлялся одинокий воз, навстречу ему, не торопясь, выходили любопытные слобожане, — тесно окружая мужика, спрашивали...
Покупаю свиней, становлю на винный завод на барду; в роще рублю дрова; осенью пахал землю; на скорую руку
езжу в
села; дома
по делам хлопочу с зари до полночи».
Ездить по деревням на беседы да в
села на базары!
— Прибавь еще: и знания. Нарочно в Берлин
ездил посмотреть тамошнее чудо и, не хвастая, скажу, что мой хотя и уступает, конечно, в величине, но насчет изящества и интересности — нисколько… Это моя гордость и утешение. Как скучно станет — придешь сюда,
сядешь и смотришь
по целым часам. Я люблю всю эту тварь за то, что она откровенна, не так, как наш брат — человек. Жрет друг друга и не конфузится. Вон смотри, смотри: видишь, нагоняет.
После старшего
сел другой брат, и он
ездил долго и тоже хлыстом разогнал Воронка и проскакал из-под горы. Он еще хотел
ездить, но третий брат просил, чтобы он поскорее пустил его. Третий брат проехал и на гумно, и вокруг сада, да еще и
по деревне, и шибко проскакал из-под горы к конюшне. Когда он подъехал к нам, Воронок сопел, а шея и лопатки потемнели у него от пота.
На первом ночлеге ему представили жен; он избрал некоторых для себя, других уступил любимцам,
ездил с ними вокруг Москвы, жег усадьбы бояр опальных, казнил их верных слуг, даже истреблял скот, — особенно в коломенских
селах убитого конюшенного Федорова, — возвратился в Москву и велел ночью развезти жен
по домам.
Все это,
по словам Кирилла, «поклеп», и «рознь», и «убавочные затейные речи» заключаются в том, что Перфилий доносил, будто Кирилл «на дьяконе вокруг престола
ездил», а дьякон показал, что он, Кирилл, на него только
садился «и в том стала рознь».
— И видно же, что ты нигде не был дальше твоего острова. Если бы ты был не хром да
поездил бы
по морю, ты бы знал, что солнце
садится не в горах нашего острова, а как выходит из моря, так вечером опять и
садится в море. Я говорю верно, потому что каждый день вижу это своими глазами.